Фраза «Не такой, как все» вызывает разные чувства: от гордости до презрения. Спросили у людей, которые раньше принадлежали к различным андеграундным тусовкам, о том, как прошлое повлияло на их нынешнюю жизньДмитрий «Nomad», металлист
- Исходя из того, что я любил классические направления тяжелой музыки, позиционировал себя исключительно как металлист. Для меня слово «нефер» было колхозным – может, кто-то обидится, что я так говорю, но так обыватели называли людей, которые немного по-другому выглядят, слушают другую музыку. Звучит грубо, никогда не нравилось это слово. «Нефером» себя никогда не считал. Я считал себя металлистом, рокером.
Музыка мне всегда нравилась. Когда мне было лет 14-16, я слушал не то что бы попсу, но всякие прогрессивные стили – электронщину, техно, рейв. Метал, рок я не слушал – были стереотипы, что поклонники этих стилей все наркоманы и сатанисты. А потом послушал некоторые популярные на тот момент группы, такие как Metallika, и понял, что мне это очень нравится. Постепенно начал одеваться так, как в клипах выглядели рокеры, решил отпустить волосы. В 18 лет я в последний раз постригся налысо, с тех пор не стригся ни разу.
Я не особенно чувствовал, что я в андеграунде: нас было мало. И вообще я жил в Калинковичах – город маленький, все друг друга знают. Не было резкого разделения на противоборствующие лагеря. Подколки, шутки – не более. Я спокойно общался даже с так называемыми гопниками.
Объединяли не только общие музыкальные симпатии, но и алкоголь. Не жалею, что пил больше, чем надо: я был одним из первых алкашей в тусовке (смеется). Как-то незаметно для себя я из абсолютного интроверта превратился в экстраверта, во мне стали развиваться качества, которые до этого спали. Может, прозвучит пафосно, но движение очень сильно изменило мою жизнь. Дальше начал заниматься музыкой – довольно поздно, с 20 лет, фактически с нуля. Было тяжело быть идиотом-переростком, который ничего не понимает в музыке – все смеются. Хотя я никогда не считал себя сверхъестественным музыкантом, просто был металлистом, который взялся поиграть. Сейчас по разным причинам не играю – не то что бы забросил, просто сложились обстоятельства. Люди уходят из движения, остается узкий круг: все друг с другом уже переиграли, сформировать команду проблематично. Может быть, в ближайшее время получится, я готов снова взять бас-гитару и начать заниматься музыкой.
Конфликты из-за внешнего вида, конечно, были. В 90-е – начале 2000-х это было массовым, но даже мы сами воспринимали это как норму. Я понимал, на что иду. Никакого ущемления не чувствовалось, но всегда знали, что можно получить в нос. Дать сдачи? Сложный вопрос. Обычно один на один такой проблемы не возникало: чаще толпа шла на одного.
Хотя я не скажу, что времена запомнились жестокими. Там, где я жил, меня многие знали и дальше шуток не заходило. В других городах, где я учился, в частности, в Горках в сельхозакадемии, - там были проблемы, хотя опять же, не критичные.
Преподаватели иногда пытались щемить, но далеко не заходило. В любом случае я сдавал все экзамены. Бывало даже наоборот: преподаватель по физкультуре сказал: «Вижу, что у тебя характер – молодец, так держать! Если пострижешься, физкультуру не сдашь». Преподаватели, которые предъявляли претензии к внешности, были старые коммунисты, а те, кто помоложе, даже не обращали внимания: просто не будь идиотом, учись.
У нас металлисты не были особенно агрессивными. В Штатах, допустим, половина по тюрьмам сидят. Хотя это зависит от человека: я знал людей, которые первые в драку лезли. Насчет сатанизма: были и такие товарищи в Мозыре, которых посадили за определенные действия, даже до убийства дело дошло. Я с ними не общался: если взять срез любой тусовки, везде найдутся и отморозки, и нормальные ребята. Среди тех же гопников знал много нормальных людей. В компании они вели себя соответствующе, но при общении один на один никогда проблем не возникало. Точно так же и в тусовке так называемых неформалов были и дурачки, и интеллектуалы. Абсолютно разные люди. Хотя, на мой взгляд, в процентном отношении людей продвинутых, занимающихся самообразованием, эрудированных, среди любителей рока больше.
Играть классический рок довольно тяжело по сравнению с другими стилями. Не в обиду, например, тому же панку, где три ноты, два рифа. Меня такая музыка никогда не цепляла. Классика сложнее для восприятия, для этого надо определенное развитие.
Сообщество не было замкнутым, люди легко вливались в компанию. Приходили в основном по знакомству. Настоящий металлист – это в первую очередь тот, кто слушает четкие металлические стили: трэш-метал, блэк-метал, хэви-метал и другие. Дальше уже пошли более новые трэшкор, дэзкор, там тоже были интересные команды.
Парадоксально, но сообщество было достаточно консервативным: люди слушали музыку, увлекались, но внешне не слишком выделялись. Это, в первую очередь, был образ жизни и мышления, по крайней мере, я это именно так воспринимал.
Сейчас я мало общаюсь с единомышленниками – всего с несколькими людьми. Немного поменялись приоритеты. Но в целом все как было, так и осталось. Я не уходил из металлистов.
Наверное, если бы я не стал слушать эту музыку, я бы многое не сделал из того, что сделал. При этом я подтверждаю истину, что люди больше жалеют о том, что хотели, но не сделали. Я с этим согласен. Конечно, хулиганил – но только в пьяном виде, оно и понятно (смеется).
На бытовом уровне увлечение рок-музыкой на меня абсолютно никак не повлияло. Мировоззрение к тому времени уже определенное сложилось. Я стал более коммуникабельным, самооценка стала выше.
Рок-музыка – это не обязательно про пессимизм. Во множестве рок-стилей можно найти все, что угодно, на любой вкус. А о современной музыке я почти ничего не знаю: все возможные ниши в моей жизни заняты.
Рената (имя изменено), в прошлом эмо
- Мне было 12-13 лет, я собирала журналы «Браво» и «Все звезды», куда писали все эти эмочки и эмари… В журнале был разворот, там писали свои вопросы, а какой-то специалист отвечал на эти вопросы: много говорили про эту субкультуру, и тогда я подумала, что, наверное, я тоже эмо. По телевизору стали показывать клипы, а в перерывах между клипами на «МузТВ» показывали какие-то интервью на улице. Был 2007-2008 годы. Я видела, что девочки на улицах стали одеваться в черно-розовое. Сделала себе черную косую челку, а сзади – ярко-розовый ежик.
Обожала группу Tokio Hotel. Слушала еще HIM, Cinema Bizarre. В школе преподавали английский, а ради того, чтобы правильно петь песни Tokio Hotel, начала по курсам ЕШКО учить немецкий, и в скором времени неплохо его знала.
Носила черные кеды, отдельно покупала для них розовые шнурки. Черный цвет, насколько я помню, символизировал что-то мрачное и трагическое, а розовый обозначал тонкую душевную организацию (смеется). Носили черно-розовые в клетку палестинки – шарфы на шею, обязательно значки на сумку, еще напульсники, тяжелые ботинки… не помню, это было больше 10 лет назад.
Учителям, мне кажется, было все равно: они не первую субкультуру пережили, а те, кто помоложе, тем более спокойно относился.
Не то что бы я была компанейской. Пару раз прибивалась к каким-то компаниям таких же, как я. Все выглядели примерно одинаково: можно вбить запрос в гугл «Верни мне мой 2007-й» - и будет понятно. Они были открытые, плаксивые – и живые. Не было насыщенности, пафоса. Можно было подойти, начать нести любую чушь, даже откровенную, и они спокойно поддерживали разговор. В этом было их отличие. Может, у кого-то это и было напускное, у кого жизнь хорошая: мама и папа начальники, жаловаться не на что. А те, кто был из не слишком обеспеченных семей, и отношения с родителями были не особенно хорошие, как у меня – у тех была видна их боль. Многие выражали свои эмоции, показывали, как им больно, нанося себе порезы – я тоже так делала. Кто-то делал пирсинг, делал много проколов ушей, прокалывал нос, губу с двух или трех сторон. Для кого-то, может, это было украшение. Я себе пирсинг делала дома сама, потому что мне по приколу было попробовать – лучше, чем руки резать.
Убегали от гопников частенько, особенно мальчики. Мальчикам вообще серьезно доставалось. Я их потом встречала и видела, что они постриглись, оделись поскромнее, сняли пирсинг, потому что боялись отхватить. Те из мальчиков, кто пошел до конца, сейчас ходят со вставными зубами: кучу денег пришлось выложить. Но часто мы этих гопников чувствовали за километр: шли – и знали, где свернуть.
Наверное, настоящий эмо – это тот, у кого внутренний мир и внешний вид соответствовали друг другу. Были разные девочки и мальчики, даже младше нас (а нам было по 14-16), которые одевались, как эмо, носили значочки, но не знали жизни. Такие девочки даже ни разу с мальчиками за ручку не гуляли – какое там сердце разбитое?! Вот они были педовки и позеры.
Хотя я и сама себя не считала настоящей эмо. Просто любила так одеваться, мне нравились мальчики с длинными волосами и черными челочками. Тогда у меня происходили первые отношения с мальчиками – все эти поцелуи, обжимания. Тогда же случились первые страдания по любви. Они часто были у большинства неудачливых подростков.
Хотя реально неудачливыми подростками, я считаю, были гопники. Сами подумайте: у гопников нет целей в жизни, мама и папа алкоголики, они ходили в обшарпанных трениках и били всех подряд. А эмо могли одеться так, как им нравилось, высказать свои мысли… Эмо были интересными людьми.
Какой след оставила субкультура? Если честно, я рада, что была эмо, а не гопницей. Если бы я была в другой тусовке, то была бы одной из тех, кто любил выяснять отношения: кто на кого плохое сказал. Такие девочки караулили других возле школы и даже в туалете, чтобы побить. Били и меня: помню, головой о кафельную плитку колотили.
Другие неформалы тоже считали эмо какими-то упырями и презирали их, за малейшие провинности нам доставалось. Но больше всего, повторюсь, не повезло мальчикам-эмо: избивали их очень серьезно.
Таня, дружила с металлистами
- Когда лет в 13 у меня только появился компьютер, мои двоюродные братья скачали для меня музыку, которую любили они. Я полюбила то, что было в это время классикой, и начала присматриваться к людям, которые ее слушали, вникать в их, как сейчас модно говорить, эстетику. К счастью, я перешла в другой класс и там познакомилась с девочкой, с которой у нас были общие музыкальные вкусы и интересы, все это «неформальство».
Как мы проводили время? Если компания была большой, то в основном пили пиво, играли на гитаре и пели песни, разговаривали о каких-то личных вещах. Но это было нечасто. Компания была достаточно дружной и мирной: никаких драк и всяких пафосных «стрелок». Многие из членов этой компании выросли замечательными людьми – я бы даже сказала, интеллигентными.
С приходом в компанию моя одежда, естественно, резко стала черной (смеется). Широкие темные штаны, узкие не носила – не тот тип фигуры, и я это понимала. Зато в гардеробе даже появились корсеты. Носила черные рубашки, в 16 лет сделала первую татуировку, чуть позже стала подкрашивать волосы, делать яркие прядки. Если ты блондинка, а пытаешься краситься в черный цвет – выходит ужасно, уяснила на своем опыте. К выбору обуви относилась серьезно: лет с 13 по 22 ходила летом только в кедах. В холодное время года – в стилах (высокие грубые ботинки наподобие берцев. – прим.): их носила лет до 20, пока вторые по счету не истрепались окончательно. Моя мама настолько ненавидела мои кеды и стилы с железными носами, что на кедах резала шнурки. Вторые стилы, когда стали изношенными, она порубила топором – чтобы я их больше никогда не надевала! Меня это смешило.
Сексизма в тусовке не было: мы были адекватными и прекрасно понимали, что все мы люди. Парней было гораздо больше, и бывало такое, что девушка могла перевстречаться с половиной парней из этой компании (смеется). Ну а что, зато выбор был. Даже я по юности встречалась с двумя из одной компании.
Кто такой настоящий металлист? Вопрос интересный. Тогда это был кто-то с длинными волосами, в стилах, с цепями на боку, в майке с принтом какой-нибудь группы типа «Ария», обязательно с бэгом каким-нибудь – хотя это страшно неудобные сумки. А по поводу личности, характера, образа металлиста – да просто обычные ребята, которые смогли дать выход своей агрессии в музыке, в этих дурацких танцах на сейшнах, в толканиях и так далее. Замечательные люди, но ничем особенным не отличавшиеся – по крайней мере, те, кого я знала: возможно, мне повезло встретить адекватных металлистов.
Я закончила музыкальную школу по классу баяна, пела на всевозможных концертах в своей школе. С началом увлечения рок-музыкой старалась выбирать максимально близкий себе, но нейтральный репертуар: пела Evanescence, Within Temptation – более-менее приятное уху «непросвещенного» слушателя. Тогда и начался мой бунт: когда поешь с детства, тебя постоянно просят петь на концертах «про Беларусь». А я хотела петь то, что мне нравится. К счастью, мне удалось отстоять свои взгляды, но естественно, на концерты стали приглашать гораздо реже. В университете на Хэллоуинах (закончила факультет иностранных языков МГПУ им. И.П. Шамякина. – прим.) пела то, что любила – было очень круто. На факультете мои рокерские замашки и музыка были очень даже к месту, на общеуниверситетских мероприятиях – нет.
Никогда не хулиганила: была достаточно мирным ребенком. Максимум моего протеста было во внешнем виде, и то в пределах разумного. Я была очень воспитанным неформалом (смеется).
Любые неформальные движения объединяет одно: мы не вписались в общество и стали искать своих людей. Как говорил Брайан Молко, «Мы – аутсайдеры, которые делают музыку для аутсайдеров». А заурядных личностей не привлекала неформальная культура: она им кажется слишком вычурной – «О боже, как это, чтобы не как все?!».
Как движение повлияло на меня? Я начала ценить свою необычность. Не претендую на то, что я невероятно талантливая и незаурядная, но я человек со своими «приколюхами». В семье меня не поддерживали, кроме тех двух братьев-неформалов. Остальные говорили: «Божечки, готы в семье – что это?» (смеется).
В конце концов, все мои друзья были неформалами. Большинство из них сейчас работают на хороших работах, прилично зарабатывают. Мой муж только в 33 года обрезал свои длинные волосы. Не-неформалы мне не интересны.
Повлияло ли как-то неформальное движение на мою повседневную жизнь? Да. Я могу отстоять свои личные границы, пусть иногда с трудом. Что касается воспитания детей, то я ценю свободу и личные границы своего ребенка: почти уверена, что если моей дочери захочется в 12 лет покрасить волосы в какой-то дурацкий цвет – разрешу. Мне 28 лет, а я все еще крашу волосы в розовый – потому что это клево!
Вероятно, агрессивный подростковый бунт и начинается с того, что ребенок пытается выстроить границы, пытается отпугнуть нехороших и назойливых людей, организовать себе пространство. У ребенка возникает острая необходимость найти себя, а это сложно, когда на тебе «висит» мама, или папа, или бабушка с дедушкой.
Я думаю, надо уметь оставить детей в покое. Да, страшно, когда ребенок прокалывает нос, ходит на какие-то концерты и возвращается в синяках, слушает музыку, от которой уши вянут… Потерпите. Убедитесь, что он в безопасности, и просто следите за тем, чтобы эта «страшная» одежда была опрятной и чистой – по крайней мере, научите ребенка следить за своей опрятностью. В остальном он разберется сам: возможно, наиграется и отпустит. Не выпускать ребенка из дома из-за того, что вам не нравятся его друзья – плохая идея. Ребенок успокоится, найдет себя и станет крутым взрослым.
Записала Елена Мельченко.
Этот материал автор не считает завершенным: многие из тех, к которым она обратилась с просьбой «вспомнить молодость», попросили дать паузу, чтобы собраться с мыслями. Если читателям нравится эта тема, мы ее продолжим. Будем рады вашему отклику: пишите в комментариях на сайте Glaza.info и на наших страницах ВК и инстаграм, считали ли вы себя неформалом, и какой была ваша юность.
